Гражданские требования Болотной также были своевременны: Россия находится на пути модернизации и создания новых для исторической реальности страны традиций демократического общества. Беда митингующих на Болотной площади состояла в том, что политиками, которые попытались воспользоваться этим новым для России гражданским поведением, оказались маргинализованные постсоветские лидеры с большевистскими замашками, часть которых – такие как Михаил Касьянов, Владимир Рыжков, Борис Немцов – уже побывала в Кремле, причем весьма безуспешно. Ошибка власти состояла в том, что она отказала им в регистрации партий: Рыжкову – Республиканской партии, а Касьянову – „Партии народной свободы” (Парнас), обе эти партии вместе взятые не набрали бы и двух процентов. (Регистрация Республиканской партии была восстановлена 5 мая 2012 г. – после 2007 г., когда она была лишена регистрации, в то время как Парнас до сих пор еще пребывает в стане так называемой „несистемной” оппозиции[1]).

 

В то время как у декабристов в ХІХ веке, наоборот, были яркие лидеры, создатели собственной политической философии, но у них не было последователей в обществе за исключением офицерского корпуса, их взгляды на будущее России были слишком передовыми. Что же касается современной России, то ее политики в основном отстают от многих своих граждан, поскольку над ними все еще довлеют страхи 90-х годов, порожденные комплексом распада СССР.

Несравнимы и настроения российского общества в феврале 1917 г. и постсоветских граждан России в декабре 2011 г. – в начале прошлого века большая часть интеллигенции грезила революцией, в то время как в настоящий момент большая часть так называемого „креативного класса”, или постсоветской интинтеллигенции и покамест еще хрупкого среднего класса, категорически открещивается от революции и выступает за конституционный способ общения с властью. По этой причине сценарии типа „арабской весны” и разного рода „цветных революций” в современной России немыслимы.

Единственным прямым намеком на „оранжевую революцию” был митинг 4 февраля 2012 г. на проспекте Сахарова, организованный Валерией Новодворской и Константином Боровым. У обоих были оранжевые шарфы с надписями в поддержку Витора Ющенко – как артефакт украинских событий на майдане.

Призывы Алексея Навального и несистемной оппозиции делигитимировать президентские выборы и назначить новые парламентские выборы по украинскому сценарию не получили поддержки в обществе, а новообразованная „Лига избирателей” участием своих членов  в качестве наблюдателей на выборах также способствовала тому, что президентские выборы были легитимированы.

Из всех участников разномастного политического спектра, – за исключением Эдуарда Лимонова (прославившегося своими крайне экстравагантными прореволюционными выходками и воспринимаемого обществом скорее как явление экзотическое) и блогера Алексея Навального, не удержавшегося от искушения обратиться к митингующим на Болотной с призывом штурмовать Кремль, но не встретившего поддержки, – никому оказались не нужны сотрясения русского бунта. Сергей Удальцов в настоящий момент в основном занимает позицию декларативного революционера крайне левых убеждений.

Декабристы, выступившие в 1825 г., также не были сторонниками революции французского образца, сопутствуемой гражданской войной, им был более близок испанский вариант революции: через военный переворот, без вовлечения всего общества – во имя избежания ненужных жертв. Многие декабристы были люди глубоко религиозные, меньшинство – деисты, норму их поведения составляла христианская нравственность, что сказывалось на принимаемых ими политических решениях.

И для декабристов и для граждан, митингующих на Болотной, главным событием, нарушившим гражданскую летаргию, стало междуцаствие. В 1825 году после смерти Александра І появилось ранее необъявленное завещание в пользу третьего (младшего) брата – Николая. А в 2011 г. начало „междуцарствию” положил съезд партии „Единая Россия” 24 сентября 2011 г., на котором Дмитрий Медведев выдвинул Владимира Путина на участие в выборах в качестве кандидата на пост президента страны.

Это не могло не вызвать по ассоциации одну из знаменитых фраз Виктора Черномырдина: „Какую бы организацию мы не создавали – получается КПСС”. Именно такое впечатление произвел данный съезд „Единой России”, и это породило в обществе разочарование тем, что все заранее предрешено.

По своему характеру требования декабристов и требования участников митинга на Болотной были различны: первые выступали за изменение политической системы – превращение абсолютной монархии в монархию конституционную и даже в республику, в то время как требования вторых носили исключительно гражданский характер – они отстаивали право на честные выборы. Некоторые постсоветские либералы (Михаил Горбачев, Евгения Албац, Михаил Дмитриев и др.) попытались представить происходящее как политический и конституционный кризис и предлагали провести дебаты по вопросу превращения России в парламентскую республику, но они оказались меньшинством в меньшинстве.

Протестные выступления, последовавшие за митингом на Болотной, – на проспекте Сахарова (25 декабря 2011 г.), на Якиманке (4 февраля 2012 г.) и др. утратили этот уникальный гражданский заряд, политизировались, лозунги превратились в антипутинские в большой степени как реакция на выступление премьера на прессконференции 15 декабря, вызванная двумя-тремя неосторожными репликами (сравнение белых ленточек участников митинга с презервативами, слова о том, что молодые люди пришли на площадь за плату, а также сравнение их с „бандерлогами” из „Маугли” Р. Киплинга, что в свою очередь привело к сравнению премьера с питоном Каа из „Книги джунглей”) – эти реплики были восприняты как знак неуважения ко всем участникам митинга.

Власть ответила контрмитингами, участниками которых были в основном сторонники премьера Путина, прибывшие из других городов, (большинсту это оплачивалось, как участие в мероприятии: см. репортаж, помещенный в журнале „Большой город”[2], на который канал НТВ ответил фильмом „Анатомия протеста”[3], толкуя гражданскую спонтанность митинга от 10 декабря как „платную пропаганду” с „оранжевыми  целями”) , – на Поклонной горе (25 декабря 2011 г.), на стадионе „Лужники” (25 февраля 2012 г.), на Манежной площади (4 марта 2012 г.) и др., что превратило президентскую гонку в своего рода политическое шоу и заставило премьера Путина принять в нем активное участие (речь на стадионе „Лужники”), а не дистанцироваться, как во время  предыдущих предвыборных кампаний, когда он не покидал Кремлевского Олимпа.                    

Главной темой политического сезона  (2011 – 2012 гг.) был патриотизм и национальный вопрос, где тоже можно провести ряд параллелей с движением декабристов начала ХІХ века. Патриотизм декабристов  после Отечественной войны 1812 г. формировался, как комплекс чувств победителей, в то время как постсоветское общество было поражено комплексом неполноценности – после распада СССР в 1991 г.

Общей для всех декабристов платформой являлась либеральная философия, испытывавшая влияние идей Просвещения, однако среди предводителей движения имелись и последователи идей русского национализма. Глава „Ордена русских рыцарей” М.А. Дмитриев-Мамонов и члены ордена придерживались шовинистических взглядов: ими проповедовалось изгнание, вплоть до физического уничтожения, всех иностранцев, занимающих государственные посты (при этом иностранцами считались потомки до четвертого колена, даже если они были православными); война с „иноверцами”; овладение прусской и австрийской частями Польши и ликвидирование польского государства при тотальной русификации; присоединение к России всех славянских государств, плюс Венгрию и Норвегию; изгнание турок из Европы и поход на Индию[4]. А в „Русской правде” Павла Пестеля предвиделась депортация русских евреев в Малую Азию[5].

Большинство участников митинга на Болотной в этом отношении было настроено либерально, и только блогер Алексей Навальный, воспринимаемый в социальной сети как неформальный лидер движения протеста, принимая участие в Русском марше 4 ноября 2011 г.,  вместе с националистами выкрикивал лозунг: „Хватит кормить Кавказ!” Алексею Навальному пришлось выйти из либеральной партии „Яблоко” именно из-за своих националистических взглядов, которые он пытался тушевать в интервью после митинга на Болотной, однако его дела говорят о нем красноречивее слов.

Национальную карту в качестве козырной в ходе предвыборной кампании попытался разыграть и Геннадий Зюганов, предложивший восстановить в паспорте так называемый „5-ый пункт”.

Национальный вопрос был в числе ключевых и в предвыборных статьях Владимира Путина, который попытался быть на гребне национальной волны и в своей статье „Россия: национальный вопрос” отказался от политкорректного слова „россиянин” в пользу слова „русский”[6]. Такая последовательность в официальных выступлениях Владимира Владимировича наблюдалась впервые. Видимо, не случайно руководителем предвыборного штаба премьера стал режиссер Станислав Говорухин, близкий по взглядам к консервативно настроенному Александру Солженицыну, создатель известного фильма „Россия, которую мы потеряли”(1992 г.).

 

Ответом власти декабристам была карательная, изоляционная политика Николая І. В ответе Кремля первоначально производило впечатление применение зеркальной стратегии. (Протестным акциям противопоставлялись пропутинские, которые либеральные масс-медии презрительно обозвали „путингами”[7]: Поклонная гора – проспекту Сахарова, автомобильному шествию с белыми ленточками – ночная пропутинская автодемонстрация в Москве и пр.).

В шахматах зеркальная стратегия проигрышна для повторяющего ходы противника, но Путин в определенный момент проявил инициативу:

1. Во-первых, это беспрецедентная практика установления на избирательных участках веб-камер, что обеспечивало Инернет-наблюдение (своеобразный „Биг Брадер”) за всеми избирательными участками.

2. Во-вторых, широкий доступ наблюдателей в том числе и от „Лиги избирателей”, самыми главными из которых были представители партии „Яблоко”, известные своим грамотным поведением на выборах.

3. В-третьих, Путин, не допустивший участия Григория Явлинского в борьбе за победу в президентских выборах, сделал реверанс перед Михаилом Прохоровым, способным консолидировать либеральный вотум и протестный вотум „против всех”, с тем, чтобы дать возможность молодому олигарху создать свою партию, которая бы возглавила движение граждански осознанного активного населения обеих столиц. Кремлю легко удалось лишить молодого олигарха партии „Правое дело”, что показало его политическую неопытность по части „дворцовых” интриг, но ему был теперь предоставлен новый шанс проявить себя в качестве политика, чтобы легитимировать новое присутствие либеральной идеи в политическом спектре России и поставить крест на постсоветских либералах образца 1991 – 1992 гг., таких как Михаил Касьянов, Владимир Рыжков, Борис Немцов.

Широким привлечением наблюдателей со стороны гражданского общества Путин легитимировал выборы!

Но в результате роста гражданской активности в обществе сохранялось разъединение, противопоставление Москвы и Петербурга провинции, которое стимулировалось как либеральной оппозицией, так и властью.

Постсоветские либералы презрительно обзывали сторонников Путина „холопами”, „быдлом”, „рабами” (Юлия Латынина), монополизировав для себя понятие „креативный класс”, в то же время настроенные пропутински общественные деятели в этом отношении не уступали им, называя участников митинга на Болотной „оранжевой чумой” (Сергей Кургинян), „болотными людьми”, „идиотами и предателями”, „безмозглым меньшинством”, „оранжевой болотной слизью”[8] (Михаил Леонтьев), „жирными котами”[9] (Станислав Говорухин).

Постсоветская интеллигенция также оказалась разъединенной на про- и антипутинскую. Андрей Кончаловский, Никита Михалков, Владимир Спиваков, Александр Калягин поддержали премьера, в то время как Виктор Ерофеев, Борис Акунин, Дмитрий Быков, Светлана Улицкая, Лия Ахеджакова выступили на стороне оппозиции.

Реакция обеих сторон была эмоциональной: одни „верят”, другие – „не верят” Путину, не желая вслушиваться ни в какие аргументы, игнорируя законы логики. (А что власти вообще не стоит верить, – это уже другой вопрос!)  В результате общество разделилось на „буржуев” и остальных, от чего выиграла власть, а общество оказалось в проигрыше.

Риторика Путина в ходе президентской кампании была рассчитана также  и на образ врага, в частности, в Лужниках,  процитировав Лермонтова, премьер заявил, что битва за Россию продолжается. Битва – с кем?

Премьер Путин проявил недоверие к гражданам, собравшимся на Болотной, подобно Николаю І, обвинявшему декабристов в том, что они принесли себя в жертву западной заразе. Владимир Владимирович обвинил за события, которые произошли в России после парламентских выборов, Госдепартамент США.  В самом деле, американцы не упускают попыток использовать в своих интересах ослабление России, такое случалось не раз, также как и российская политика использует любое ослабление США, но в данном случае движущей силой митинга 10 декабря 2011 г. были прекрасные молодые люди, готовые к новым отношениям с властью – отношениям на равных, а не отношениям между отцом-батюшкой и неразумными детьми, которые не способны принимать решения.

Что касается понимания протеста митингующих на Болотной, прав оказался Алексей Венедиктов, который определил его как „этический”[10], с ним согласился и режиссер Андрей Звягинцев: „говорить о политическом несогласии как политическом жесте, не знаю, возможно, кто-то с Болотной или, там, с Сахарова, или из других мест, кто туда выходил, считает, что это политическая борьба и есть какие-то внятные политические лозунги. Мне кажется, что это такой этический и эстетический, что ли, жест. Несогласие с долей, которая отпущена человеку в этом пространстве, где нет перспектив, где нет будущего, где ты так, со страхом смотришь в завтрашний день и не знаешь, что ждет там твоих детей и тебя, и твое дело, и так далее.”[11]

Власть, однако, быстро внесла коррективы в свое поведение и откликнулась на  гражданскую активность, чем опровергла рассуждения о застое либеральных публицистов – Леонида Парфенова и некоторых других. Медведев среагировал, как юрист, внеся в Государственную думу проекты законов, которые должны были вступить в силу до 7 мая и которые в значительной степени облегчат регистрацию кандидатов для участия в следующих выборах президента, как и возможность создания партий. Премьер Путин среагировал, как политик, сосредоточив внимание в частности на национальном вопросе.

Общество России среагировало на президентские выборы по-своему, новым для российской действительности способом. Майский резонанс на общественные события показал, что протест может трансформироваться в двух вариантах.

 

1. В мирное – полухиппи-, полуарт-интеллигентское присутствие на улицах столицы, своего рода „народное гулянье” (спонтанно возникший лагерь „ОккупайАбай” у памятника казахскому поэту Абаю Конанбаеву на Чистых прудах с 7 по 16 мая 2012 г., „Контрольная прогулка” писателей по московским бульварам 13 мая 2012 г., передвижной лагерь „Лето свободы” на Баррикадной), участники которого изъявляют готовность сотрудничать с властью и далеки от каких бы то ни было помыслов о революции. Протестное движение молодежи и представителей среднего класса, который – об этом не следует забывать – есть плод финансовой политики Алексея Кудрина при Путине  в течение последних  десяти лет, готово превратиться в моду. Преобладающий отправной заряд этого движения, которое вобрало большую часть протестующих, носит этический характер.

 

2. Радикализованное и люмпенизованное движение, сплоченное вокруг крайне левых приверженцев Сергея Удальцова (программа его „Левого фронта” предвидит возвращение Советов, ликвидацию частной собственности, интернационализм и другие политические атрибуты советского периода) или вокруг националистов, симпатизирующее Алексею Навальному (их объединяют лозунги типа: „Хватит кормить Кавказ”, „Россия для русских”, „Москва – русский город”). Оба эти маргинальные политические течения не склонны к диалогу с властью, готовы к борьбе за Кремль, преобладающий отправной заряд здесь политический.

 

Алексей Навальный и Сергей Удальцов воспользовалились провокациями во время шествия к Болотной площади 6 мая 2012 г. (за день до инаугурации), а власти, в духе советского рефлекса, задержали обоих на две недели в следственном изоляторе, вследствие этого оба обрели ореол героев с политической биографией, а это в свою очередь привело к тому, что Amnesty International поспешила объявить обоих „узниками совести”, безосновательно приравняв их к Солженицину и Сахарову.

 

Стала ли Россия другой после Болотной площади?

 

После выступления декабристов, несмотря на его провал, Россия стала другой. Другой стала Россия и теперь, после Болотной, – вернее, она может стать другой, это зависит от власти, на которой лежит ответственность за будущее государства и народа.

Политическая система постсоветской России может быть определена как сочетание евразийской демократии и просвещенного авторитаризма, которое сохраняет историческое русское триединство, которое составляют: европейская культура – христианская духовность – евразийская государственность. В этом смысле Россия не является другой. Но молодая демократия и традиционный для России авторитаризм обречены на сосуществование.

Александр І упустил свой исторический шанс прислушаться к голосу  декабристов. Воспользуется ли Владимир Путин предоставленной ему 10 декабря 2011 г. уникальной возможностью откликнуться на призывы своего общества?.. Посмотрим, или, как говорят русские: „поживем – увидим”.