“ПОДЛИННАЯ ИСТОРИОСОФИЯ” – РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРОШЛОМ, В ОСНОВЕ КОТОРЫХ ЛЕЖИТ ЗНАНИЕ ПРОШЛОГО, А НЕ ПУСТАЯ ИГРА ОТДЕЛЬНЫМИ ФАКТАМИ". Проф. Николай Цимбаев, сентябрь 2012 г.

“ПОДЛИННАЯ ИСТОРИОСОФИЯ” – РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРОШЛОМ, В ОСНОВЕ КОТОРЫХ ЛЕЖИТ ЗНАНИЕ ПРОШЛОГО, А НЕ ПУСТАЯ ИГРА ОТДЕЛЬНЫМИ ФАКТАМИ".

Проф. Николай Цимбаев, сентябрь 2012 г.

Интервью доктора ист. наук проф. Николая Ивановича Цимбаева для „VIA EVRASIA”, данное доц. к.и.н. Дарине Григоровой и гл. асс. к.и.н. Александру Сивилову в Москве, МГУ, сентябрь 2012 г.

Д.Г., А.С.: Николай Иванович, в Вашей монографии “История на развалинах империи” (М., 2007) Вы определяете как “справедливое”  замечание П.Я. Чаадаева об истории России: “мысль разрушила бы нашу историю, кистью одною можно ее создать”. Насколько разрушительна современная мысль российского общества в поисках национальной идентичности после 1991-го и в чьей руке находится кисть для долгожданного возрождения? Что такое “подлинная историософия” на Ваш взгляд и какой спрос на историческое знание сегодня.

Н.Ц.: Чаадаевская ирония и разрушительный чаадаевский скептицизм – порождение своего времени, когда впервые в российской истории сформулированы были принципы идеократического правления. И не просто сформулированы, но объявлены единственно верными и непогрешимыми. В таких условиях понимать и писать историю России можно было, используя образы, рисуя исторические полотна "кистью". "Мысль", разумеется, не разрушила бы прошлое России, но его рациональное объяснение, основанное на критическом анализе фактов, неизбежно должно было привести к дискредитации идейных основ николаевского правления.

"Современная мысль российского общества" – фантом. Российская действительность порождает множество отрывочных идей/"мыслей", которые и внутренне- и взаимопротиворечивы. Кроме того, они быстропреходящи. Полагать, что после 1991 года российское общество озабочено поисками "национальной идентичности", нет оснований, как нет оснований всерьез говорить о единой российской нации. Единой нации не было и в Российской империи. С определенными натяжками можно говорить о "единой советской нации", но данная конструкция была предельно идеологизирована и политизирована, не имея при  этом твердой опоры в реальной повседневности.

В свете вышесказанного затрудняюсь ответить на вопрос о том, "в чьей руке находится кисть для долгожданного возрождения".

Сегодня очень высокий спрос на историческое знание и исторические сравнения. Подтверждением тому служит недавнее создание Российского исторического общества, цели и задачи которого отвечают общественным запросам и интересам власти, хотя никак не связаны с профессиональными интересами исторического сообщества.

“Подлинная историософия” – размышления о прошлом, в основе которых лежит знание прошлого, а не пустая игра отдельными фактами и понятиями. Бердяевский софизм "Третий Рим – Третий Интернационал" – пример плохой историософии.

Д.Г., А.С.: 4 ноября превратился из Дня единства в День разъединения – русские марши, лозунги “хватить кормить Кавказ”, которые подхватили и некоторые постсоветские либералы, не создают ли опасную тенденцию в русском обществе – на безответственное  разыгрывание национальной карты, с одной стороны. С другой стороны, насколько политкорректное понятие “россиянин” сможет быть заместителем советского гражданина, и не обезличивает ли оно “русских”, на Ваш взгляд, ведь “русский” – это принадлежность к русской/европейской культуре, а не этническая характеристика?

Н.Ц.: Оставляя в стороне вопрос об историческом и идейном обосновании "Дня народного единства", не вижу оснований называть его "Днем разъединения". Примеров безответственного разыгрывания национальной карты можно привести немало как на постсоветском пространстве, так и в Европе и в мире. "Создавать тенденцию" здесь не приходится.

"Россиянин" – понятие Екатерины II и Н.М. Карамзина, позднее забытое николаевской идеократией. "Советский человек" вполне закономерно и адекватно пришел на смену "россиянину" на новом витке исторического развития. Современное словоупотребление лишено терминологической точности и даже на уровне публицистики поливариантно и противоречиво.

"Русский" имеет прямое отношение к этносу. Вместе с тем, совершенно справедливо, что русская культура, русский театр, русская музыка, русская литература, русская живопись, русская архитектура суть значимые части великой европейской культуры и начисто лишены этнической составляющей.

Д.Г., А.С.: По Вашему точному наблюдению “земля до горизонта – наиболее устойчивый фактор истории России”, а “тяга к земле до горизонта” и у общества, и у власти отдалила их друг от друга, результатом чего был большевизм. К чему тяготеет современная Россия?

Н.Ц.: В старой России власть и общество разделяла не метафизическая "тяга к земле до горизонта", но социальная реальность. Не следует забывать, что помимо власти и общества была и есть третья часть триада – народ. В поисках ответа на вопрос "к чему тяготеет современная Россия?" следует обратиться к анализу повседневной жизни, что, разумеется, означает отказ от историософских обобщений и знание демографических, экономических и статистических реалий современной народной жизни.

Д.Г., А.С.: Вы пишите, что “писатель мыслит образами”, и “человеческая правда – закон для художника, исторической правдой он не связан”. Как мыслит историк и что такое “историческая правда”, ведь взгляд историка – это всего лишь его интерпретация партитуры прошлого?

Н.Ц.: По моему мнению, историк не обязан мыслить. Его ремесло состоит в выявлении, анализе и сопоставлении исторических источников. Выстраивание добытых сведений в хронологической, событийной или тематической последовательности требует, разумеется, определенных мыслительных усилий, но в гораздо большей степени зависит от заданной цели исторического труда.

Историк – не интерпретатор событий прошлого, но их собиратель, хранитель и единственный, кто, если он настоящий историк, способен сохранить связь времен и поколений.