"У КАЗАХОВ СЛОВО ИМЕЛО ВСЕГДА НЕОБЫЧАЙНУЮ СИЛУ КАТАЛИЗАТОРА, ПОДЪЕМА ДУХА". Проф. Куралай Уразаева, 12 ноября 2012 г.
"У КАЗАХОВ СЛОВО ИМЕЛО ВСЕГДА НЕОБЫЧАЙНУЮ СИЛУ КАТАЛИЗАТОРА,
ПОДЪЕМА ДУХА".
Проф. Куралай Уразаева, 12 ноября 2012 г.
Интервью доктора филологических наук проф. Уразаевой Куралай Бибиталиевной для „VIA EVRASIA”, данное доц. к.и.н. Дарине Григоровой и гл. асс. к.и.н. Александру Сивилову 12 ноября 2012 г.
Уразаева Куралай Бибиталиевна, профессор кафедры русской филологии Евразийского национального университета им. Л.Н. Гумилёва, д.ф.н.
Область научных интересов: история русской литературы, история казахской литературы, теория и практика художественного перевода.
УРАЗАЕВА, К.Б. ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ И ЧОКАН ВАЛИХАНОВ: НАУЧНЫЙ КОММЕНТАРИЙ КАК ИСТОЧНИК ЕВРАЗИЙСТВА. — В: ALMANACH VIA EVRASIA, 2012, 1, 228–240. http://www.viaevrasia.com/ru/17-федор-достоевский-и-чокан-валиханов-научный-комментарий-как-источник-евразийства.html
УРАЗАЕВА, К.Б. ТОПОНИМИКА СОВРЕМЕННОГО КАЗАХСТАНА И ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА. Лекция в Историческия факултет на Софийския университет "Св. Климент Охридски", 7 ноември 2012 г. http://www.viaevrasia.com/bg/топонимика-современного-казахстана-и-языковая-политика-лекция-на-проф-дфн-куралай-уразаева-7-ноември-2012-г-су.html
проф. Уразаева е гост на Факултета по славянски филологии на СУ за форума „Класика и канон в руската литература. Чуждият поглед” (9-10 ноември 2012), организиран от Катедрата по руска литература
http://www.slav.uni-sofia.bg/index.php/component/content/article/49-conferences/950-klasika-kanon
Д.Г., А.С.: Куралай Бибиталиевна, одно из Ваших исследований – о топонимике современного Казахстана и языковой политике. Как, на Ваш взгляд, географические карты отражают в традиционных топонимах способы визуализации местности казахами и прослеживаются ли в них особенности эстетического восприятия казахов как народа устной культуры и богатого эпоса?
[Куралай Уразаева – К.У.].: У казахов, не имевших длительно время письменности и в силу этого детально разработавших систему кочёвок, важное значение придавалось умению визуализировать, зашифровать и декодировать образ местности. И здесь знание символов, мифологических представлений сочетается с прозрачной семантикой, как правило, двусоставных формантов.
Приведем дословные переводы топонимов для выявления способов визуализации: Шолақтамды (короткая Тамды, река), Ащисай (горький, кислый овраг – овраг с кислой почвой), Кішкенесай (малый овраг), Ұзынтамды (длинная Тамды), Соқырсай (слепой овраг), Қызылқайін (красная береза), высот: Көктөбе (голубая вершина), Сартөбе (желтая, т.е. песчаная вершина) сохранили свои названия и характеризуют особенности ландшафта: овраги, перемежающиеся с зарослями берез, особенности протяженности рек, сливающихся в устье, характер почвы, характеристики с точки зрения пригодности для использования земель в качестве пастбищ.
К топониму Тамды. Тамды – от там (дом, землянка). Кроме того, кочевники использовали, как говорилось выше, стационарные жилища для зимовок и ставили их на берегах небольших рек. Тамды приобретает в таком контексте второе значение: берега рек, усеянные землянками.
Здесь интересен такой момент. Возвращение традиционных топонимов, исконных историко-географических названий (среди которых преобладают гидронимы) мотивировано, с одной стороны, воскрешением первоначальной гидронимической картины края. Восстановление исторических ориентиров местности, топографических примет связано и с рациональным использованием источников воды. С другой стороны, не менее важна мифологическая подоплека ойконима. Вода для кочевника – символ жизни и персонификация сакральной чистоты и источника жизни имеет в казахском орнаменте характер концепта. Голубой цвет – это не только цвет небес и знак тенгрианства, но, прежде всего, ассоциируется с водой. Тройственный гидроним – это также знак доброго значения, благопожелательного свойства. В сознании кочевника вода обладает охранной силой. В в номинационных обозначениях гидронимов преобладают форманты ак (белый) и кара (чёрный). Ак употребляется в значении протекать; қара ─ в значении подпочвенные воды.
Топонимы могут содержать следы исторических событий. Так, оним Қанқұдық означает колодцы, полные крови и несет на себе следы периода сражений казахов за независимость.
Бұлақсай и Қарағансай – названия оврагов, содержащие приметы реалий: наличие источника (родника) в первом случае и характер растительности: устойчивый к холоду кустарник. Интересен микротопоним Ақай со значением отсутствия в смысле размера. Такой малый, что почти и нет его.
Озеро Соркол не только ориентир местности, но и указание на болотистую местность. Высоты: Қорғантөбе, Тасшоқы, Қаратас, Молдабектау, Керегеадыр, Ескіата, Обатау, пески Құмқұдық, Күмсай связаны как с визуальными образами, воссоздающими контуры высот и возвышенностей: абрис могильной насыпи, профиль старца, контур решеток юрты, так и указаниями на зыбучие пески, соседствующие с реками и озером, а также каменистые отроги.
Д.Г., А.С.: Как гость Кафедры русской литературы на Факультете славянских филологий Вы прочитали лекцию о философской публицистике Ф. Достоевского, автора “русской идеи”, и близости исканий казахского просветителя ХIХ века Шокана Валиханова, его друга. Как убеждение Валиханова, что “образование должно быть общечеловеческое”, и “всечеловечность” Достоевского переплетаются и в чем они расходятся? Насколько взгляды Валиханова могут быть востребованными в современном казахском обществе?
К.У.: Взгляды двух мыслителей, которые через призму истории, культуры, мифологии своих народов выходили к горизонтам общечеловеческого, совпадают в том, как они трактуют этническую идентичность, раскол народа и интеллигенции, проблему преступления, видя в них «проклятые» вопросы современности.
Расходились в вопросах трактовки славянофильства, почвенничества, веры и её места в жизни народа. Черняев, в котором Достоевский видел персонификацию великой миссии русского народа как защитника Православия, стал для Валиханова (он короткое время участвовал в экспедиции генерала Черняева в Средней Азии) символом жестокости и кровопролития, которых можно было избежать при осуществлении колонизаторской политики.
Д.Г., А.С.: Проф. Уразаева, Вы являетесь и переводчиком на русском языке поэта Абая (казахского Пушкина), который значим не только социальной лирикой. Вы подчеркиваете роль его интимной, философской и пейзажной лирики. Абай – символ казахской души и свободолюбия. Какие национальные характеристики несут образы его поэзии?
К.У.: Я все-таки не профессиональный переводчик и не поэт. Когда я писала докторскую диссертацию, в частности, по роману Мухтара Ауезова об Абае, то была расстроена качеством переводов лирики Абая, вошедшей в книгу и переводом романа на русский язык. И тогда я решила, что критиковать кого-то легче всего и, составив подстрочники, реализовала свое право на понимание Абая. Это было мое приближение к культуре моего народа.
Действительно, Вы правы, Абая и в советский и постсоветский период политизировали в большей мере, чем это характерно для его лирики и философской прозы. А ведь создатель 11 жанровых форм, новых для казахской лирики, он и в социальных жанровых картинках о волостных, насилии оставался прежде всего философом, для которого главным было: что ждет его народ за «поворотом»? Философия настоящего и будущего везде, даже в так наз. пейзажной лирике. Например, он пишет о двух месяцах, ноябре и декабре, которые становятся для него символами испытаний для бедняков и вместе с тем жизненными моделями двух юношей – богача и бедняка, которые будучи детьми играют друг с другом, не подозревая, как разведёт их судьба.
Начало зимы для казахов два месяца разных -
Ноябрь и декабрь:
Ноябрь - начала внезапность,
Декабрь - начала покой и зимний провал тишины,
И так же, как времени несовпаденье,
Различны казахов пути [1]
А как Абай рассуждал о смерти?
Природа может умереть, но человек бессмертен,
Да, не вернется в этот мир, не суждено,
Так разъединение "меня" и "моего"
Невежи обозначат смертью.
Абай писал о любви либо в народных традициях:
Серебра белым светом твой лоб осиян,
Нежный луч черных глаз природою дан,
Твоих тонких черных бровей полукруг-
Юный месяц, родившийся вдруг.
Носа клин с горбинкой рассек лицо -
Алых капель крови на снегу кольцо,
Либо в духе подражания суфиям:
Бездна глаз моих - это ты,
И печаль моя - это ты,
Рана неизбывной любви – ты,
Это все - ты...
Или:
Черных глаз глубина под полетом бровей,
Мед – уста. Притаился в ней, любимой моей,
Трепет чувств - алых лепестков губ -
Их скрыл зубов нежный ряд,
Ненасытен мой взор. Для тебя - это яд.
К.У.: Размышления Абая о том, что “знание множит печаль”, когда в зрелом возрасте он разочаровывается в том, что образованность и грамотность усилили его одиночество, он стал для своего народа человеком-загадкой, в переводах переживали кардинальную трансформацию. Его представляли трубадуром от образования.
Национальные характеристики… Если иметь в виду то, за что он бичевал свой народ, и то, за что его любил, то я приведу свой перевод стихотворения, известного в переводе С.Липкина как «О казахи мои! Мой бедный народ!».
Горемычные казахи, мой народ,
Усы обвисли скорбно на небритый рот,
Не можешь отличить, что хорошо, что плохо,
В крови – щека одна, а жира сколько.
Ты лицом пригож необычайно,
Но испортился твой вид: он пожелтел,
В этом нет неразрешимой тайны,
Ты не знаешь действиям своим предел.
Кроме слов своих, другим ты не внимаешь,
А слова твои – безжалостный серпа удел.
Не можешь ты своим назвать свой скот,
Днем – не до смеха, ночью убегает сон,
Не зная привязи, легко ты увлекаешься,
Один день морщишься, другой день – обижаешься.
Один на другом – биев [2] всякий сброд
Разве не испортили тебя, народ?
Я не верю, что способен ты спастись,
Если волю добрую из рук ты упустил.
Родным узам не повернуть все вспять,
Знать, бог лишил их в алчности ума,
Когда единства и согласья нет, им не понять,
То и богатства нет, как нет и табуна.
Вначале не было ума, когда за скот дрались,
А силы истощив, - вам стало не до песен,
И если воевать всегда намерен,
Неужто никогда морщин не распрямить?
В какой твоей черте опоры нам искать?
Горы не одолеть, пригорок хоть бы взять,
К чему бессмысленность неясной остроты?
Какая польза от пустого смеха икоты?
И если вдруг появится такой,
Что разъяснить захочет правду?
То не окажется он крайним,
В шушуканье свернув
Ненужной ставшей тайну?
Горемычные – от раздвоения, которое сам народ несет в себе, предпочитая обольщенью сиюминутным горькое «завтра». И нет пророков в своем Отечестве. Конфликт одиночки (достойного) и толпы – устойчив и постоянен у Абая.
Умные советы у народа не в цене,
Подбоченясь, ходит он твердо по земле,
Важные незнайки готовы съесть тебя,
Если я ударю – не проклинай меня.
Стремясь связать сосну и тальник,
Всяк хочет ловко землю захватить,
Хвастун и жадный до скота, что он поймет,
Когда из тысячи один достойный вдруг грядет.
Но эта пропасть может быть преодолена:
Меняйся ты –
И я приду к тебе. Не торопясь.
Легковерность, простодушие, лень, разрозненность народа и власть имущих ─ в этих чертах своего народа Абай видел угрозу для его будущего.
Д.Г., А.С.: Казахское национальное возрождение и в ХIХ веке (Абай), и в ХХ веке – во времена перестройки (Олжас Сулейменов), связано с поэтами. Возможна ли параллель между Абаем и Олжасом Сулейменовым, несмотря на различие эпох, которые они представляют?
К.У.: У казахов слово имело всегда необычайную силу катализатора, подъёма духа. Еще со средних веков, расцвета поэзии жырау, воинов и глашатаев истины, вера в художественное слово и пророческую силу была необычайной. И Абай, и Олжас были властителями дум. Их «учительное слово» - это звенья одной цепи во времени и пространстве. Они будоражили и не давали успокоиться человеческой совести и заснуть сладким сном небытия. Они оба подобны чеховскому метафизическому персонажу с молоточком, который напоминает о бедах человечества.
Абай в силу авторитета, репутации владеющего искусством слова, разрешал споры в степи, усиливая статус этических норм, выработанных народом. Олжас был одним из лидеров движения Невада-Семипалатинск, объединив усилия двух континентов, сумел показать человечеству: мир должен и может жить без ядерного кулака.
И Абай и Олжас ─ совесть нации. По ним мы измеряем время. Итожим то, что прожили [3].
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Приведён перевод собеседника К. У.
[2] Судьи, как правило, из степной аристократии, решавшие споры имущественного и нравственного характера в отличие от казиев – судей, олицетворявших в практике нормы религиозного права. – К. У.
[3] Маяковский: "Когда я итожу то, что прожил" – К. У.